Кире стоило больших усилий скрыть охвативший её ужас. Она стала спокойно говорить о том, что надо лечиться. Историю эту она объяснила своему жениху его болезненно-нервным состоянием. Но ночью лёжа в постели, она в первый раз испугалась того, что сделала.
Очевидно, случилось нечто таинственное и роковое, затронуты были какие-то неведомые силы.
Ощущаемый и ею самой время от времени запах разложения возбуждал в ней отвращение к Басаргину, а страсть, горевшая в его глазах, её просто пугала. На следующий день она послала к колдунье Настю с богатыми подарками с просьбой уничтожить этот запах. Настя, вернувшись, сообщила, что старуха обещает сделать всё от неё зависящее. И в самом деле, с этого дня трупный запах стал точно реже и меньше чувствоваться.
Уже некоторое время она замечала, что её смазливая горничная грустна и встревожена. Как-то вечером, заметив, что глаза Насти заплаканы, она спросила:
— Что с тобой, Настя? Ты идёшь замуж за человека, которого сама выбрала, я тебе даю хорошее приданое, Алексей Аркадьевич подарил тебе пятьсот рублей, скажи, пожалуйста, чего тебе не хватает.
К её великому удивлению Настя разрыдалась:
— Ах, барышня дорогая, что мы с Вами наделали! Ведь мы с дьяволом связались. А теперь я вижу, что в Викентия-то нечистый вселился. Боюсь я его. Подчас он становился такой злющий да страшный, и запах от него идёт такой нехороший. Я его, почитай что, разлюбила. Ничего я больше не хочу, как только от него отделаться. Потому у меня есть другой. Желанный, богатый и…
Кира от души расхохоталась:
— Но если ты не любишь больше Викентия, то отчего же ты не сходишь к Малейнен? Она тебе его сосватала, она же тебя избавит от него. Ну, а кто же такой, этот новый твой желанный? Однако быстро же ты шагаешь!
— Ах, не смейтесь, барышня, не до смеху мне, — грустно заметила Настя. — Была я уж у Малейнен, да вот беда: старухи-то и след простыл. Старый Матвей сказывал, что будто полиция начала её теснить, вот она в три дня пожитки свои уложила, да и была такова. А куда она уехала, никому неизвестно. Деньжищ-то у неё куры не клюют. Только, слышно, она говорила, что через год, либо два непременно вернётся: когда, значит, об ней позабудется. А теперь-то и нет её, а что делать, я и ума не приложу. Новый жених мой такой нежный, добрый да ласковый. Он у Алексея Аркадьевича в дому старшим дворником, как Вы меня с вещами на новую квартиру посылали, а на этих днях он сам сватал меня. Сказывала я ему, что мол просватана, а Иван Петрович, это он-то, в глаза мне только рассмеялась да и говорит:
— Пока «Исаия ликуй» не споют, всякого жениха можно сменить.
— Разумеется. Раз ты разлюбила Викентия, так он не может тебя принудить выйти за него замуж.
— То-то и оно, что он силком хочет меня за себя взять и свадьбу на январь назначил, а мне грозился, что зарежет, как курёнка, ежели я его обману. Ужасть, как я его боюсь, он теперь ровно тигр лютый, — с рыданиями закончила Настя решительно объявила барышня, что спровадила Викентия и обручилась с дворником, она была очень воинственно настроена и радоваться тому, что покончила с нечистым, как она прозвала первого жениха.
Два дня спустя, часов около десяти вечера, Нагорские и Басаргин кончили пить чай, как вдруг из кухни донеслись шум и крики.
Дамы в испуге вскочили, а через минуту в столовую влетела кухарка и портниха. Обе они, мертвенно-бледные от ужаса, размахивая руками, кинулись к генеральше.
— Убил!.. Убил!.. — вопили они.
— Кто кого убил? — спросила испуганная Нагорская.
— Викентий… Настю убил, — прокричала кухарка.
Кира ещё раньше, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню, а мать и жених последовали за ней. Страшная картина представилась их глазам.
На полу, ничком, в луже крови лежала Настя, дверь на чёрную лестницу была открыта настежь, а на площадке дворник и ещё кто-то держали бледного, как мертвец, человека. Он был взъерошен, растерзан, глаза точно налиты кровью, и на него страшно было смотреть, платье и руки в крови. Это и был лакей из трактира. Увидав господ, он дико крикнул:
— Зачем она меня обманула?.. В Сибирь поеду.
Кира упала в обморок.
Придя в себя, она увидела, что лежит на диване в кабинете. Мать терла ей одеколоном виски и руки, Алексей Аркадьевич, нагнувшись над ней, давал нюхать английскую соль.
— Ах, дорогая, как ты нас напугала, — сказала генеральша, целуя дочь. — Твои нервы не выдержали этого ужасного зрелища.
— Настя убита?.. Какое чудовище этот Викентий, — пробормотала с дрожью в голосе Кира.
— Нет, нет! Успокойся, она не убита. Сейчас был доктор и сказал, что рана, хотя и опасна, но не смертельная. Доктор надеется, что она будет жива, и Насте делают теперь первую перевязку, а затем её отвезут в больницу, — успокаивала генеральша.
— Кто мог бы предположить такую дикую страсть в простом мужике? — прибавила она, качая головой.
— Страсть остаётся страстью, что у барина, что у мужика, Анна Антоновна. Всегда было опасно дразнить это могучее чувство, которое ослепляет и порабощает человека, — заметил Басаргин, страстно глядя на бледное и очаровательное личико невесты.
Вдруг он нагнулся и с каким-то странным выражением прошептал:
— Кто знает, что сделаю я, если Вы перестанете любить меня и предпочтёте мне другого…
— Ради Бога, Алексей Аркадьевич, не говорите про такие ужасы, — испуганно ответила Кира, отнимая руку, которую жених покрывал поцелуями, и чувствуя, как мурашки забегали по коже.
Через несколько минут Кира стала жаловаться на головную боль и изъявила желание лечь в постель. Жених уехал.